Прожить до 100 – не меньше!

Разговаривая с Манефой Семёновной Старковой (на снимке), я ассоциативно вспомнила программного Маяковского: «Светить всегда, светить везде, до дней последних донца…». О ней ли это? Да! Моей собеседнице в нынешнем ноябре исполнится 95. Искренне верю – столь долгие годы даются лишь поистине светлым и добрым людям.

За что журналисты любят

- Прожить до 100 - и не меньше! – произнося эти слова, Манефа Семёновна решительно рубит воздух своей маленькой, в сетке морщинок, ладошкой. И тут же дробно смеётся – словно душистый чай по чашкам разливает. На щеках обозначаются по-девичьи обаятельные ямочки. Улыбаются, поблескивая озорными огоньками, карие смородины глаз. И от её мягкого, чуть окающего, врастяжку, вятского говорка становится тепло. Словно ты с мороза зашёл в избу и прижался спиной к нагретому боку русской печи...

Факты биографии этой удивительной женщины и в «Искре», и на местном ТВ сказаны-пересказаны не раз. Долгожительницу Старкову наш брат журналист полюбил давно – за её неунывающий характер и, как это принято говорить, общественную активность. А в бытность профсоюзным лидером городского совета ветеранов нередко приносила короткие заметочки в нашу газету и сама Манефа Семёновна. Именно потому лишь вкратце расскажу как эта, сызмала приученная ко всякому крестьянскому и иному труду, скромная, малого росточка, девчоночка из глухой кировской деревушки закончила агротехникум, а потом обосновалась в Лысьве. Здесь обзавелась семьей, троих детей вырастила, разлетелись они по стране... В годы войны Манефа агротехником по заимковским полям моталась, аки лошадь впахивая. Трудилась лаборантом в эмали. в ДСУ-5, откуда и на пенсию вышла, вообще, кем только ни была – и швец, и жнец, и на дуде игрец. Дома - рачительная хозяюшка, а на работе и всюду, будучи уже и глубоко на пенсии – общественник, заводила, певунья, чтец-декламатор, задорная частушечница.

Имя - монашье, судьба – женская

- У меня монашье имя. А судьба – людская, мирская, обыкновенная. Женская. Счастливая ли? - переспрашивает сама себя Манефа Семёновна. И отвечает уверенно: – Конечно, да! Мужья (их два было) меня берегли, жалели. С первым Сашей пока детей растили, всяко бывало: и трудно, и голодно. Всё приданое моё в первый год совместной жизни - складная кровать, матрас да суконное одеяло. А я всегда считала да так и по сей день думаю: не в тряпках да богатстве счастье. На кой они - на тот свет с собой не потащишь! А с последним супругом Николаем Степановичем мы по всей России на старости лет проехались! Есть, что вспомнить...

Дети мои, слава богу, выросли хорошими, путёвыми людьми. Худа я никому не делывала, всё с добром к людям старалась. Тут призадумалась как-то – а сердилась ли я в жизни на кого по-суровому, надолго? Пожалуй, что и нет. Потому, может, до сей поры и я от людей ничего, кроме добра, не вижу... Потому и не забывают меня более молодые мои приятельницы – в гости зачастую захаживают... А когда сама порой на такси на посиделки в клуб «Современница» выбираюсь – все песни перепою свои любимые. Я их знаю целый мульон! Каждую до последнего словечка помню – ничего не перевру, не перепутаю. Они во мне как птицы в скворечнике живут – песни-то… Песней красивой душа греется-светится. Голос да пение - это от папы мне наследство, вместо чемоданов с добром. Певучий он был. В детстве, в деревне, помню, говорили люди: у Семёна в доме поют – аж стены звенят...

Бабий век

В пяти альбомах со старыми, чёрно-белыми, чуть выцветшими фото и новыми, цветными, уже цифровыми снимками – почти век женской судьбы. Молодая, постарше, в солидных годах - Манефа Семёновна почти на всех фото улыбается. Вот она раскинула руки – демонстрирует шарф в стиле оренбургского пухового платка. Собственноручно связанный. Шить стильные наряды, вышивать, плести вологодские кружева, ласкать детские головушки, пахать землю, готовить, стирать, убирать – всякую работу-заботушку довелось изведать этим маленьким женским рукам. Сейчас чуть неспокойно лежат они на коленях, перебирая край ажурной кофточки. Утихли, отдыхают? Не тут-то было. Хозяйка скромной однушки в свои 94 года потихоньку обихаживает себя сама – на диване ожидают глажки две стопки свежевыстиранного белейшего белья...

- Далеко уже никуда не хожу – зрение не позволяет. Только по квартире. И сшить что-то, что я так любила раньше, глазоньки не дают, хоть и просят порой давние знакомые, - пожилая женщина указывает ладошкой на прикрытую светлым покрывальцем подольскую швейную машинку с ножным приводом. – Отработалась, моя голубушка...

Грустинка в приятном мягком голосе – на самую чуточку... И тут же озорно вспыхивают глаза-смородинки и звучит чуть лукавое:

- А я, знаешь, мечтаю – куплю-ка себе платье красивое на свои девяносто пять! И туфельцы надену... Пофорсить я люблю и горазда всегда была!

Что тут скажешь – стопроцентная женщина. Истинно русская. Та, которая и коня - на скаку, и сеять-жать – за троих мужиков, а в праздник – лучшие ленты в косы. Потому и до ста лет обаянием неземным, светом доброты лучится её тихое лицо...

Фото из архива Манефы Старковой

 1

 0