Сегодня число абонентов сотовых сетей практически сравнялось с числом населения. Это привело к тому, что грабежи и разбойные нападения на владельцев мобильных телефонов стали опасной повседневностью. А все потому, что такие аппараты обладают заманчивым преимуществом для любого мазурика – они небольшого размера и веса, всегда имеют спрос, особенно – за бесценок. Да и вычислить лиходея, отнявшего трубку, удается только в двух-трех случаях из десяти. Но вот что более диковинно: даже при таких «ошеломляющих успехах» по выявлению злодеев получить с них возмещение ущерба порою невозможно. И, как ни странно, помогают им в этом государственные структуры, которые по долгу службы обязаны заниматься взысканием урона.
ДАВИЛИ НА ЖАЛОСТЬ
В октябре 2008 года трое «начинающих» гопников отобрали у подростка мобильник. Сначала, как водится, один из них попросил у него трубку, чтобы срочно позвонить. А потом, сделав звонок, положил ее в карман и направился вон. Мальчишка пошел следом и стал требовать «сотик» обратно, но вместо аппарата получил пару зуботычин, которые отшибли у него всякую охоту «возникать».
Мобильная связь с сыном обошлась его маме почти в семь тысяч рублей. Не желая дарить эти деньги грабителям, она незамедлительно обратилась в милицию. Троицу установили на удивление быстро, вот только телефон уже сплыл - один из участников ограбления сбагрил его на рынке в тот же день. Оставалась надежда в рамках возбужденного уголовного дела получить с них хотя бы стоимость похищенного. Но тут начались «странности».
- Пользуясь моей юридической неосведомленностью, следователь и адвокаты подозреваемых стали меня «разводить», - рассказывает родительница мальчика. – Сначала завели разговор о том, что одного из участников нападения надо вообще исключить из фигурантов: мол, у него уже есть условный срок, а парень он замечательный - зачем же калечить его молодую жизнь? Я подумала: какая мне разница, на троих разделят сумму убытков или на двоих? Главное, чтобы ее выплатили. И согласилась. В следующий раз стали давить на жалость по поводу другого грабителя. Начали издалека: дескать, следы побоев на лице сына вы у медиков не зафиксировали, поэтому доказать насилие невозможно. Так чего огород городить? Давайте смягчим участь и второго парня - у него жена беременная. Неужели вы готовы разрушить молодую семью?». Я отвечала: «Желания кого-то обязательно посадить у меня нет. Важно, чтобы вернули телефон». Тут фигурант, о котором шла речь, сразу заявил: «Да я сейчас сбегаю в магазин и куплю вам новый мобильник - вы только соглашайтесь». Во что может вылиться смягчение, я, конечно, не догадывалась, а объяснять мне не стали. Покупать аппарат обидчик моего ребенка почему-то не побежал, но мне казалось, что его в любом случае заставят платить. Однако все повернулось иначе. Как выяснилось потом, его участие в ограблении следователь переквалифицировал в сбыт имущества, добытого заведомо преступным путем. Получилось, он вовсе не грабил моего сына, а только продал отобранный у него телефон и напрямую ущерба мне не нанес!..
БЕЗ СУДЕБНОГО СЛЕДСТВИЯ
- В общем, «развели» меня, - продолжала мать. – А под занавес надоумили написать заявление, в котором я отказалась участвовать в судебном заседании. Мол, и так все ясно, как божий день. Приговор вынесут и без вас - в особом порядке. Бумаги пришлют по почте. Что это за особый порядок, мне не пояснили. Это сегодня я знаю, что так называется упрощенная судебная процедура, которая протекает без судебного следствия. Для вынесения приговора достаточно, чтобы подсудимые не оспаривали свою вину и согласились с обвинением, которое предъявил им следователь. И сейчас думаю: еще бы им не согласиться, если по сути своей групповое разбойное нападение, совершенное в сговоре, обратили в ненасильственное хищение чужого имуществ! Если одного его участника вообще, как говорится, «отмазали», второго «перековали» в сбытчика краденного, а третьего – в шалопая, который от нечего делать отбирает дорогие игрушки у несмышленышей. Но об этом я - к слову, ведь понимаю, что и сама виновата. Хотя бы своей юридической наивностью и верой в беспорочность представителей закона. А в суд меня все-таки вызвали. В неотложном порядке - прямо с работы. Думала, для каких-то срочных уточнений по делу. Оказалось - в качестве статистки. Сижу, слушаю и хлопаю глазами. Ко мне только два вопроса: нет ли у меня чего добавить? Согласна ли с приговором? А что добавишь, если обстоятельства преступления не рассматриваются и не исследуются? И что будешь возражать, если на столе у судьи лежит мое заявление, в котором я заранее со всем согласилась?
Суд состоялся в прошлогоднем феврале. Он признал Дмитрия Б. 1986 года рождения виновным в грабеже и приговорил его к одному году лишения свободы условно с испытательным сроком такой же длительности. Сергею К. 1989 года рождения за сбыт имущества, добытого заведомо преступным путем, назначил шесть месяцев условного заключения и такой же срок испытания. Кроме того, постановил взыскать с Дмитрия 6940 рублей в пользу мамы ограбленного пацана - в возмещение ущерба от хищения.
И тут начались новые «разводки». Сменились только пол, мундир и погоны «разводящего». Еще раз послушаем пострадавшую:
ПРИСТАВ ВОДИТ ЗА НОС
- Я была очень довольна тем, что, несмотря на все «неожиданности» следствия и суда, деньги мне наконец вернут. Но через несколько дней после того, как было возбуждено производство по исполнению судебного решения, то есть по взиманию ущерба с должника, пристав-исполнитель «обрадовала» меня: «Я не могу установить место жительства Дмитрия» и для убедительности сводила по двум адресам. По одному он был только зарегистрирован, по другому проживали его родственники. Ни там, ни там его следов не нашлось. Целый год она с деловым видом убеждала меня, что упорно ищет дематериализовавшегося Диму. И надо же такому случиться: три недели назад мой сын столкнулся с ним в магазине. Поглядев на сына, тот изрек: «Это тебе что ли я должен деньги за мобильник?». - «Мне». - «Так ты не парься: я работаю, моя контора находится в здании службы заказчика и вычитает долг из моей зарплаты». Сын передал мне этот разговор, и я поспешила в сберкассу. Однако там меня ожидало разочарование: на специальный счет не поступило ни копейки. Я - к приставу: мол, должник не скрывается, место его работы известно. А она в ответ: «По истечении года исполнительное производство мы закрываем». – «Как же быть?». - «Пишите заявление. Оформим новое. Ведь решение суда действует пять лет». – «А если не найдете Б. еще год?». - «Все повторим сначала»… Такой, мягко выражаясь, неторопливый подход к делу меня обескуражил. Я поделилась своими сомнениями с братом, и он открыл мне глаза: «Пристав водит тебя за нос. Согласно судебному приговору Б. обязан ежемесячно являться на регистрацию в уголовно-исполнительную инспекцию. Пристав об этом прекрасно знает. Стало быть, искать его нет никакой необходимости – достаточно позвонить начальнику УИИ и договориться о встрече с должником. А на ней выяснить и место его жительства, и место работы».
- От такого «прозрения» я и вовсе пришла в замешательство, - закончила потерпевшая. – Теперь думаю: кто же заставит пристава-исполнителя выполнять свои должностные обязанности добросовестно? Ведь срок условного осуждения у должника закончился, и правоохранительные органы за ним больше не надзирают. Неужели придется нанимать частного сыщика, чтобы установить наконец его координаты? Или лучше пожаловаться в структуры, контролирующие исполнение законодательства?
В уголовно-исполнительной инспекции подтвердили: приставу ничего не мешало направить запрос и получить исчерпывающий ответ - это обычная практика обмена информацией между двумя ведомствами…