Женское лицо войны

Карандаш чёрный - чтобы брови красить. Женщина, она и на войне женщина. Воспоминания ветерана Великой Отечественной войны Любови Петровой (в девичестве Лопатиной) переносят меня в санитарный поезд, на котором она в 1941-46 годах объехала почти все города и полустанки Ленинградского и Второго Украинского фронтов.

Как бомбёжка - от паровоза отцепляли вагоны

И вот я уже мысленно следую за нею по переполненному вагону. Любовь Лопатина заступила на сутки. Как офицер и дежурная по части отвечает за всё: провизию, расстановку часовых, лекарственное обеспечение и, конечно, за раненых. Вагоны переполнены. В ночи тихонько стонет солдат на верхней полке. В тамбуре крутят папиросы из махорки проводники из вольнонаёмных. За окнами пролетают полустанки, и Люба отсчитывает километры от линии фронта... Всё дальше и дальше - в тыл. Снова повезло, они снова выжили после бомбёжки.

Таких бомбёжек в военной биографии ветерана – без счёта.

- Особенно страшно было, когда шли бои за Ленинград, - вспоминает она. - Поезд шёл через Тихвин, который «утюжили» день и ночь. В темноте свистели и жутко светились трассирующие снаряды. Вражеские самолёты сбросят бомбы и летят обратно уже пустые, но, увидев состав, снижаются и строчат из пулемётов. Или сбрасывают на него ящики и бочки. Как бомбёжка - от паровоза отцепляли вагоны, и он уходил. Такой был приказ - берегли подвижной состав.

Клетушки на колёсах, переполненные ранеными, беспомощно стояли на путях. В любой момент состав мог пойти под откос. Именно поэтому в кармане у двадцатилетней Любочки хранилось всё самое ценное: три сухарика (когда было особенно тяжело с хлебом, их выдавали на весь день), сто граммов сахара – эта роскошь - на три дня, и заветный карандашик.

- Вообще-то никаких помад и румян тогда не было, - замечает Любовь Семёновна. – Но я подкрашивала брови. А однажды моя шинель сгорела и с нею - карандаш. Это была настоящая трагедия! Наш старшина решил меня порадовать и добыл где-то новый.

Санитарный поезд вёз раненых, дистрофиков, выживших в блокадном Ленинграде, больных лепрой. Госпитали начинались от Вологды. Где были свободные места - там и оставляли «пассажиров».

Любовь Лопатина служила старшей операционной сестрой. Прямо в поезде приходилось делать небольшие операции. Особенно сильно в войну распространились газовые гангрены. Ветеран вспоминает: иногда резали вживую - без наркоза.

Вагонный сервис оставлял желать лучшего. Постоянно возникали проблемы с водой. Иногда паровоз вставал, и тогда приходилось таскать воду из воронок, чтобы его «заправить». И помыться было негде.

...Начало октября. Хрустят тонкие льдинки в лужах, отражая солнечные лучи. День тёплый. Девчонки высыпали из поезда, отошли в небольшой лесок. Прямо в луже, разломав ледышки руками, моют головы, стирают гимнастёрки. Подсушили мальчишечьи стрижки на ветру - и в поезд. А в нём - 700 человек. И всё по кругу: тыл – фронт - тыл...

«Да не тронем мы вас, мы – чистые!»

Любовь Лопатина ушла на фронт добровольцем. Молодому специалисту, работавшему по распределению в Еловском районе, дали бронь. В то время в деревнях свирепствовала корь. Но девушка рвалась на фронт, чувствовала: это её долг. Чтобы добиться разрешения, отправилась в Пермь, в военкомат Уральского военного округа. Две недели ждала, когда вызовут. И вдруг узнала: на вокзал прибыл санитарный поезд – весь разбитый, после бомбёжки. Уже через два часа по назначению командования она была на Перми-2.

Первый поезд Любочки отправился 16 сентября 1941 года, а демобилизовали младшего лейтенанта Лопатину 22 апреля 1946 года.

Новость о Победе она узнала первой из своего состава.

...Куйбышев. Ранее утро. Туманным маревом сочится в окна свет. Бойцы спят. Люба обходит вагоны. И вдруг голос Левитана из вокзального приёмника: «Подписан акт о безоговорочной капитуляции Германии».

- Бегу, барабаню в дверь замполита: «Проспал Победу! Проспал!». У него единственного был приёмник, - рассказывает Любовь Семёновна. – А там уже и часовые услышали. Зашевелились солдаты, попрыгали с полок. Даже с гипсами. Тут, конечно, не до сна – такая суматоха!

Впрочем, домой Люба попадёт не скоро. Не скоро соберёт свой скромный «сидор» - вещмешок, бережно складывая в него кофточку, связанную из лоскута шинели.

- Она была слишком длинной. Я её отрезала и целый год распускала, - поясняет ветеран. - А потом смастерила крючок из сухого сучка и связала кофту.

Китель, гимнастёрка, юбка х/б, сапоги и берет – вот и всё фронтовое богатство юных докториц. А быть красивыми хотелось. Ведь и любовь на войне была...

-...И шутки, и песни, и дружба, - добавляет Любовь Семёновна. - Была у нас медсестричка Валя Спасская, играла на баяне. Стоим, бывало, на ремонте, так все песни перепоём. А перед Череповцом, помню, даже пьесы короткие ставили.

Уже после окончания войны, когда состав отправили на Восточный фронт, в Харбин, выпало девчонкам счастье принять баньку. В Улан-Удэ приказали провести санобработку. Правда, и тут без казусов не обошлось.

...Баня большая. В помещении - пар. Гремят шайки. Скрипят вентили кранов. И вдруг - визги, вопли. Открывается боковая дверь, и вваливаются в парную мужчины в костюмах Адама.

- Да не тронем мы вас, - смеялись они над женщинами, устроившими суматоху. - Мы-то уже чистые.

От любви до смерти – один шаг

До Харбина санитарный поезд так и не дошёл. В это время как раз пришли новости о капитуляции Японии. Во Владивостоке, куда пригнали поезд, его нагрузили выздоравливающими и демобилизованными. Прицепили и два вагона с пленными японцами. Не доезжая до Свердловска, на каком-то полустанке их отцепили.

А в Свердловске случился неприятный инцидент.

У начальника поезда и врача-ординатора был роман. Главный поехал в Москву сдавать документы и оставил за старшую свою возлюбленную. А замполит был категорически против. Когда-то идейный, правильный мужик, он сначала кляузы строчил, а потом и вовсе помешался.

Лидочка, так звали ординатора, за день до происшествия рассказывала девчонкам: мол, видела я во сне двух своих Борисов, погибших на войне. Один под деревом сидит, а второй крадётся его убить.

...Ранее утро. Поезд пустой. Девчонки сидят в сорочках на полках. И вдруг - стук в двери. Заходит замполит и голосом, не требующим возражений, отдаёт приказ: «Офицеры, ко мне!».

- Мы зашли в его купе, - восстанавливает цепь событий Любовь Семёновна. - А он начал нервно ходить, бормотать что-то неразборчиво, а потом достал пистолет и шмальнул в дверь. Мне порохом нос обожгло. Мы все кинулись прочь. Лидочку он настиг в тамбуре и выстрелил ей прямо в спину. Сразу насмерть. Похороны были ночью. Мы ещё трое суток ждали суда. Замполиту дали 10 лет.

Чекисты - рыбаки и официанты

Осенью 45-го офицер Лопатина, её подруга Зоя Осокина, старший поезда и его зам. по хозяйственной части везли из Москвы в Адлер полные вагоны чекистов. После войны Ставка Верховного Главнокомандования отдыхала на море. Там же, по слухам, наслаждался морем товарищ Сталин.

Городок наводнили военные в штатском. Одни артистично изображали на берегу рыбаков, другие – регулировщиков, чистильщиков башмаков, официантов в летних кафе.

- Да кем только «не работали» эти ребята, - улыбается воспоминаниям ветеран.

Осень в Адлере, наверное, - самая солнечная полоса в военной биографии Любы Лопатиной. Тогда домой родителям, двум братьям и сестре она отправила чемодан мандаринов и 50 кг яблок.

А затем - долгая зима в Вологде, подготовка документов к сдаче поезда. На Новый год удалось выпросить отпуск. Мама, Анна Фёдоровна, обнимая, плакала: «Ты, Люба, выжила потому, что я за тебя каждый день молилась».

А весной 46-го, работая в Главном санитарном управлении Москвы, вытирала слёзы уже сама Любочка. Ей вменили в обязанность разбирать письма. Тогда шёл большой поток корреспонденции: люди разыскивали родственников, ушедших на фронт.

- Иной раз женщины такие послания писали - уревёшься, - делится Любовь Семёновна. – Для многих семей война стала разлучницей. Бойцы в госпиталях влюблялись в сестричек и домой не возвращались. А жёны их ждали. Такая она, женская доля...

...Чай в кружках с надписью «9 Мая» давно остыл. И я мысленно возвращаюсь вместе с моей собеседницей в родную Лысьву. Любочке, пришедшей с войны, выпало почти 70 лет мирной жизни.

Украдкой разглядываю Любовь Семёновну и отмечаю благородную седину в висках, гордую осанку, плавные движения рук. Женщина - она всегда женщина, даже если ей до полного века не хватает нескольких лет.

Фото из архива Л.С. Петровой

 1

 0