9 января 1905 года на Сенатской площади в Петербурге была расстреляна мирная демонстрация рабочих. Началась Первая русская революция. Неспокойно было и в Лысьве.
Снабдил листовками и дал денег
В конце 1904 года - начале 1905-го в Лысьвенский завод из Сормово приехали Иголкин и П.В. Мощенников. Из Перми прибыл Е.П. Кириллов, из Мотовилихи – И.И. Борисов и Н. Рожков. Все они были социал-демократами и обладали недюжинными организаторскими способностями. Среди них полицейские особенно выделяли Кириллова. Эта группа внесла свежую струю в деятельность местных социал-демократов.
В связи с событиями в Петербурге в Лысьве издавалось много прокламаций, нелегальных газет и брошюр. Их читали в цехах завода, и рабочие проявляли к ним большой интерес.
О том, как листовки готовились к изданию, вспоминал рабочий из Мотовилихи В.Н. Склюев. Близ Лысьвы, в Большой Деревне, у него жили родственники. В июле 1905 года, перед поездкой к ним, он встретился с рабочим Мотовилихинского завода П.М. Обросовым (подпольная кличка Дядя). Он снабдил его прокламациями «Ко всем рабочим», дал денег, чтобы купить в Лысьве ингредиенты для изготовления массы для гектографа. В Большой Деревне Склюев познакомился с лысьвенским рабочим Е.В. Крилловым.
Склюев вспоминает: «Он по моему списку купил всё нужное: желатин, глицерин, химические чернила, бумагу. Сделал железную коробку для массы. В бане у его товарища я сварил массу. Отпечатал прокламации он один, без меня».
«Безобразие» оказалось политическим
19 февраля 1905 года на Лысьвенском заводе началась забастовка. Рабочий Никулин вспоминал: «В 1905 году рабочие железоотделочного цеха остановили машину, сгруппировались около стана и двинулись в листоотбойный цех, потом в крупносортный, мартен, а затем пошли на площадку около церкви. Тут приехала конная полиция, стала разгонять, въезжая на толпу. Рабочих разогнали, и митинг не состоялся».
Управляющий Лысьвенским горным округом С.А. Гайль воспринял забастовку как «безобразие», к которому он оказался не готов. Гайль отправил председателю главного правления наследников графа П.П. Шувалова В.Я. Евдокимову телеграмму: «19-го началась забастовка. Большинство рабочих ей не сочувствуют, только пьяных человек 100 под руководством десятка агитаторов, частью вооружённых, производят беспорядки, ставят разные требования именем всех рабочих. Дали мне срок до вторника ответить на требования, угрожая принять свои меры, если последует хотя бы один отказ». В каждом предложении телеграммы – испуг, растерянность, непонимание происходящих в заводе событий.
«К работам не приступим»
Требований, над которыми вынужден был размышлять управляющий округом, было 29. В их числе - ведение 8-часового рабочего дня, прибавка к заработной плате в размере 20%, улучшение санитарно-гигиенических условий труда. А также устройство узкоколейной железной дороги между металлургическими цехами, неувольнение депутатов от рабочих, ведущих переговоры с администрацией завода, и т.д.
Петиция, состоящая из трёх блоков, заканчивалась словами: «До удовлетворения всех вышеозначенных требований мы не приступим к работам». Такого ультиматума заводскому начальству рабочая Лысьва ещё не предъявляла.
В отличие от администрации ситуацию трезво оценила полиция. Во всяком случае, она не намеревалась разговаривать с бунтовщиками и действовала привычными методами. Несмотря на то что рабочие Лысьвенского завода «держались спокойно», конные полицейские быстро разогнали толпу. Помощь солдат, прибывших в Лысьву, не потребовалась.
Полицейские выделили для себя активистов, ораторствовавших под красным флагом с надписью «Уральский комитет Российской социал-демократической рабочей партии». Их было четверо: Е.В. Кириллов, И.И. Борисов, П.В. Горбунов и Ф.В. Мощенников.
В эти дни на лысьвенской земле впервые громко прозвучали слова о свержении самодержавия, демократической республике и революционной войне.
В зачинщиках – начальник цеха?
Чтобы не возбуждать толпу, полиция в течение недели не производила арестов активистов. К тому же ей нужно было исполнить обещание, данное Гайлем цеховым уполномоченным о неприкосновенности участников забастовки.
20 февраля забастовал весь завод. По оценкам С. Бушуева, Н. Шабаршина и Г. Жданова, на улицу вышли около 3500 рабочих. Между тем 22 февраля начальник пермского жандармского управления полковник Бабушкин докладывал в министерство внутренних дел, что там было 2000 человек.
Старший мастер оцинковального цеха Воронов вспоминал о роли в этой забастовке Н.Н. Шпынова. Заметим, что в одних документах он фигурирует как смотритель зданий, в других - как начальник листопрокатного цеха. «Днём он принимал участие в заседаниях администрации: обсуждал требования рабочих, высказывал своё мнение о повышении заработной платы. А вечером у него в квартире собирался стачечный комитет, где он докладывал, как решался тот или иной вопрос в административных кругах. Он рекомендовал, как нам дальше вести себя: настаивать на предъявленных требованиях или сделать какие-то уступки. Забастовка длилась две с половиной недели, но особых требований нам не удовлетворили, а Николая Николаевича арестовали и выслали за пределы Пермской губернии».
На то, что именно Шпынов являлся главным виновником и тайным агитатором забастовки, указывал полиции в своих показаниях и главный лесничий округа А.В. Зануцци.
Пьяные ругали забастовщиков
Не все рабочие единодушно встали в ряды бастующих. Часть из них соглашалась продолжать работу на привычных условиях, часть, несмотря на то что пивные лавки были закрыты, ходила в пьяном виде по улицам и громко ругала забастовщиков. Уже 24 февраля министру внутренних дел Булыгину из Перми ушла телеграмма: «Действию силою и оружием прибегнуто не было. Дознание производится».
Любопытно, как оценивали забастовку полицейские начальники. Вначале они всячески подчёркивали: она носит чисто экономический характер, и местные рабочие ей противятся, а инициируют её пришлые пьяницы.
Однако тональность полицейских реляций изменилась в период её окончания и расследования причин забастовки. 6 марта были арестованы и отправлены в Николаевское исправительное арестантское отделение Е.В. Кириллов, И.И. Борисов, Ф.В. Мощенников, А.Я. Кисленков. В полицейских отчётах всё чаще упоминается о политическом характере забастовки. Весомым доказательством этому служили прокламации, нелегальные газеты, в том числе брошюры с логотипом РСДРП и лозунгом «Пролетарии всех стран, соединяйтесь!». И, безусловно, документы, изъятые у арестованных руководителей забастовки в ходе обысков.
В руках полиции оказались прокламации «В России начинается революция» и «Царские посулы и рабочий класс». А также брошюры «Пауки и мухи», «Какая политическая свобода нужна русскому народу?». В крамольный арсенал попали «Петиция рабочих к царю», «Письмо священника Гапона к Святополку Мирскому» и другие.
У Кириллова полицейские изъяли забастовочные документы: постановления рабочих об избрании депутатов для переговоров с администрацией, объявления управляющего Лысьвенским заводом А.И. Онуфровича и управляющего горным округом С.А. Гайля об условиях соглашения с бастующими и т.п.
Пролетариат победил. Инициаторы арестованы
6 марта завод приступил к работе, и одновременно прошли аресты руководителей забастовки. То есть требование не применять гонений к забастовщикам администрация не выполнила. Горбунов, Иголкин, Мощенников, Шеин, Жданов и Борисов были арестованы. Шеина и Жданова освободили через двое суток, Иголкина и Мощенникова ещё через несколько дней, а Горбунов и Борисов вернулись в Лысьву только через три месяца.
7 марта забастовка прекратилась. Администрация завода, впервые столкнувшись с таким единодушным протестом рабочих, вынужденно приняла к исполнению многие требования забастовочного комитета. Безусловно, это была победа лысьвенского пролетариата. Рабочие убедились: в споре с властью можно победить только сообща.
Николай Парфёнов, краевед
Социальные комментарии Cackle
перейти к списку статейверсия для печати
