Лысьва была есть и будет городом металлургов

Промышленник и общественник, знаток и ценитель истории завода, лирик и прагматик, а главное - плоть от плоти земли лысьвенской. Это всё о нём, об Олеге Петровиче Ананьине, чьим именем пополнилась нынче когорта почётных граждан города.

В канун юбилея состоялся необычный разговор с ним. О городе и о заводе, об их прошлом и настоящем.

Хорошо там, где нас нет

- Олег Петрович, вы – коренной лысьвенец. После окончания техникума могли бы остаться в Перми, на заводе им. Ленина, но вернулись в Лысьву. От рядового сотрудника отдела оборудования выросли до директора металлургического завода, президента акционерной компании. Стояли у руля управления всем районом, причём в самое трудное время.
Сегодня можно бы отдохнуть, но на вас лежит ответственность куратора строительства храма Святой Троицы, множество общественных дел, и все - на благо города. Мой вопрос несколько тривиален, но не задать его не могу: что для вас значит Лысьва?
- И отвечу тривиально: это не просто город, а место, где я родился и вырос. Знаете, твёрдое решение остаться в Лысьве у меня созрело годам к четырнадцати-пятнадцати. А ещё раньше, помню, лет десять мне было, семья держала корову, и приходилось встречать её за парком. Сидишь, ждёшь, смотришь на пруд Травянский и мечтаешь: вот тут бы это сделать, там – это построить.

Признаюсь: никогда не хотел быть строителем. В детских мечтах - да, что-то такое придумывал. В жизни же всё шло совершенно по другому руслу. Учился в музыкальной школе по классу скрипки, и был период, когда задумывался: не пойти ли по линии музыкального образования? Отец отговорил: мол, кусок хлеба музыкой не заработаешь – иди в промышленность. И я пошёл в наш техникум.

Лысьва – мой дом, здесь выросли мои сыновья, и у них тоже нет желания куда-то уехать. Где может быть лучше? Есть поговорка: хорошо там, где нас нет. Да, мог бы остаться в Перми, приглашали в Латвию, на металлургический завод, сватали в Щёлково, под Москву. Нет, Лысьва – это моё.

Раньше думали о родине, потом – о себе

- Жизнь города в последние лет пятьдесят проходила не просто на ваших глазах, но с вашим участием. Понятно, что событий было столько, что, как говорится, ни в сказке сказать ни пером описать. А лысьвенцы, пережившие и надёжные 1970-е годы, и дефицит, и перестройку, и много ещё чего, сильно изменились?
- Люди меняются, особенно молодёжь. На мой взгляд, в последние десятилетия на них оказывает сильное влияние западный менталитет, связанный с потреблением, обогащением. Ещё в советские годы, бывая в той же Украине, всегда ощущал разность менталитетов. У нас, лысьвенцев, на первом плане было стремление работать на общество, там – больше на себя. Среди нас было много бессребреников. И в Москве народ был в то время уже другой, более эгоистичный, чем на Урале. Докатились и до нас эгоизм, разобщённость, страсть к обогащению. Стремление к богатству, конечно, - не грех, если деньги идут во благо не только себя, но и общества. Ценности меняются и, к сожалению, выливаются порой в весьма уродливые формы.

Много нынче недовольных. Они были всегда. Но нынешним молодым трудно понять, что такое дефицит продовольствия. На улице Нижегородской в пятидесятые годы прошлого века торговала так называемая «малковская лавка». Бабушка занимала там очередь за продуктами. Рано утром будили нас, пацанов, мы бежали в лавку, пересчитывались, номерки на руках писали, потом возвращались досыпать. Могут сегодняшние молодые себе такое представить?

Наши отцы жили бедно, и нас нищета застала, а дети наши, что ни говори, живут несравнимо лучше. Но тоже недовольны, потому что денег не хватает, а соблазнов много.

- Наверное, это всё-таки извечная проблема отцов и детей?
- Есть и это, но не стоит сбрасывать со счетов тот факт, что мы воспитаны и на православной религии, которая передалась нам от бабушек-дедушек. Она, как вы знаете, призывала к самоограничению в потреблении. Что православная, что коммунистическая – это идеологии, направленные на самоограничение и некую жертвенность. Сейчас не стало никакой идеологии.

Почему я так активно участвую в строительстве храма? Не потому, что чересчур верующий. Просто считаю: через веру вернутся духовные ценности нашим людям, чем всегда славилась Россия. Когда нет идеологии и веры, верх берёт та же зависть: мол, у соседа есть, а у меня нет… Понятно, что человеку всегда хочется большего, и это нормально. Но если он сам зарабатывает на блага. А если работать неохота, а «хотелок» много - отсюда и недовольство.

Из нас целенаправленно делали завод ширпотреба

- Мало кто знает, что вы написали интересный очерк «Исторические сведения о Лысьвенских заводах». В юбилейный год есть повод поговорить о заводе. Металлурги, особенно ветераны, до сих пор не могут простить развал предприятия. Если б завод мог говорить, он обязательно бы спросил: а другого пути, кроме как закрывать горячие цеха, разве не было? Вы об этом не задумывались?
- Постоянно об этом думаю. Надо чётко усвоить простую истину: у каждого предприятия, как и у человека, свой жизненный цикл. За счёт чего предприятия выживают? Либо переходят на новые технологии, либо проводят дорогую реконструкцию, и начинается новый цикл.

Того завода, от которого всё в Лысьве началось, давно нет, кроме, пожалуй, плотины. Но и она вся переделана. Как вы думаете, почему в Лысьве решили строить завод? Что тут есть? Правильно: вода и лес. Но главного - руды - нет. В те времена определяющим считалась гидроэнергия. Всё остальное можно было привезти. Завод заложили.

После Октябрьской революции началась централизация промышленности. Создали Пермский металлургический трест, потом он вошёл в уральский синдикат. Был организован Уралмет, который разработал план развития металлургии.

Уральские заводы разделили на три категории. Первая – предприятия, которые расширяются и продолжают развивать металлургию. В неё вошёл ЧМЗ. Вторая - заводы, которые могли рассчитывать только на поддержку действующего производства. Сюда попал ЛМЗ. В третью категорию отнесли предприятия, подлежащие закрытию.

Мартен на ЛМЗ должны были закрыть ещё в 1930-е годы. Не надо забывать, что в Лысьве было два завода – металлургический и механический. В 1928 году их объединили, и было организовано спецбюро. Задание на выпуск каски было выдано в 1932 году, а в 1936-м её уже испытали на Халхин-Голе, потом на войне с финнами.

В Лысьве развивалось мощное спецпроизводство. Об этом не писали, и знал о нём ограниченный круг лиц. В 1940 году его объёмы достигали 70% валового выпуска продукции. За счёт этого держалась и металлургическая часть завода. Если бы не спецпроизводство, металлургию закрыли бы намного раньше. Но началась война. Поставки металла из Сталинграда прекратились. Лист стали получать из Нытвы, с Мотовилихинских заводов. Тоже неудобно – у каждого было своё задание. Попробовали много схем и в конце концов решили: надо в Лысьве плавить сталь.

Это стало мощным толчком для развития металлургии. Построили пятую мартеновскую печь. Но после войны всё пошло на убыль. Говоря сегодняшним языком, тогдашние послевоенные события можно назвать конверсией. Сокращали производство и людей. Вы знаете, что на заводе работали 22-24 тысячи человек? Данные тогда были засекречены, и численности персонала никто не знал.

Что начали осваивать? Сепараторы, плиты газовые, потом электрические «воткнули». Представляете: на металлургическом заводе стали осваивать электроплиту! Из нас целенаправленно делали завод ширпотреба. Вот где начало конца.

В конце 1980-х нас специально ориентировали на производство эмали и электроплит. В Москве решили: это направление надо в Лысьве развивать. Построили второй цех эмальпосуды, первый модернизировали. Линейку электроплит расширили и выпускали их в огромном количестве. Фляги, фонари. Это что, серьёзная продукция для металлургического завода?! Поэтому к 90-м годам судьба металлургического завода была предрешена.

Всё познаётся в сравнении

- Сегодня старая площадка оживает. Правда, в другом качестве. Тем не менее есть немало пессимистов: мол, Лысьва без будущего, всё здесь валится. Вы с этим согласны?
- Никогда не соглашусь! Старая площадка действительно оживает. Сегодня на ней и производство металлопроката, и электродвигателей - это уже машиностроение. Там и обработка колёсных пар в бывшем автоцехе. Законсервированных свободных зданий уже не остаётся. А чего стоит инвестиционный проект, реализуемый собственниками завода в такое сложное время?! Про Лысьву без будущего могут говорить только нытики, безграмотные, паникёры и не любящие свою малую родину. Как к ним можно относиться?

Недавно побывал в Усолье, проехал через все города Горнозаводской зоны. В Чусовом площадки металлургической нет, Губаха держится благодаря «Метафраксу» и «Коксохиму». Гремячинск стоит, в Кизеле ничего нет. В Александровске жизнь на заводе еле теплится, у них даже больница – банкрот. В Яйве всё держится на ГРЭС. В Березниках ситуация сложнейшая с обвалами и переселениями, народ из города уезжает. Вот и сравните, что происходит в Лысьве, а что - у соседей. Город как был промышленным, таковым и остаётся. И заметьте, развивают промышленный бизнес лысьвенские предприниматели, которые за последние десятилетия прочно встали на ноги. Поэтому уверен: Лысьва была, есть и будет городом металлургов и машиностроителей.

 1

 0