Мои липы в Первомайском - память о войне...

Меня встретила худощавая улыбчивая женщина преклонных лет. Ей уже трудно ходить без помощи костылей, но она общительна и приветлива, с улыбкой вспоминает нелёгкое военное время. Этот год для Нины Константиновны Крутилёвой - юбилейный…

ИМЯ ВЫСЕЧЕНО НА СТЕЛЕ. Родилась она в большой и дружной семье. В ней было семеро детей, из них пятеро - мальчики. Война обрушилась на Булавиных тяжёлыми испытаниями: братьев одного за другим взяли на фронт, отец, работая на горячем производстве, травмировался (на голову упала железная болванка, и он ослеп).
В 1942-м пришла похоронка на старшего брата, Александра. Был он крепким хозяином, увлекался охотой, вёл своё хозяйство, в котором были собаки, лошадь, корова.
- Очень любил свою лошадь Машку, - рассказывает Нина Константиновна. - Однажды лихие люди украли кормилицу. Он пошёл к местной гадалке, и та подсказала, где искать. Поехал в дальнее татарское село. Видит, пашет его Машка чужое поле. Позвал её: «Машка!». Лошадка бросилась к нему с радостным ржанием, волоча вожжи.
А уж как задушевно он играл на аккордеоне! Все соседи сходились послушать. Предчувствовал смерть: накануне продал инструмент, говорил: «Всё равно не вернусь». Был сапёром и с одной миной не справился… Его имя высечено на стеле у школы № 3.

ТО-ТО БЫЛО ВИЗГУ И СМЕХУ! Нина Константиновна с любовью вспоминает братьев, родителей. Нелегко приходилось, но жили дружно: помогали маме вести хозяйство, убирать дом. Окончив четыре класса, пошла на работу, два года разносила повестки в народном суде, в 16 лет приняли на ЛМЗ, в цех № 2, контролёром.
Работа требовала хорошего зрения и внимания. За смену надо было проверить резьбу у 4000 взрывателей для бомб. Трудились без выходных по 12 часов и только один день в неделю – восемь часов. Летом после смены посылали на полевые работы в колхоз.
- Собираю клубни, а рука сама тянется спрятать за пазуху пару штук. Но нельзя: объездчик на лошади налетает, как вихрь, кнутовищем стегает - берегись, может затоптать. Голодные, уставшие, мы мечтали вволю поесть хлеба и выспаться. Даже голод легче переносили, чем недостаток сна. Иногда засыпали прямо на рабочем месте, за конвейером.
К нам на завод привозили рабочих разных национальностей. Однажды прибыли несколько евреев. Все они были образованными, их ставили мастерами в цехах. Конвейер движется монотонно, детали начинают сливаться. Вдруг чувствуешь: по руке кто-то ползёт. Открываешь глаза и - боже! - содрогаешься от брезгливости: огромный таракан! Визг, крик на весь цех, тут уж не до сна... А мастер, сматывая нитку, утягивает рыжего усача в спичечный коробок - до следующего «подъёма».
Однажды мы, девочки, решили отомстить за таракана: поймали мышь и подпустили мастеру. Но она кинулась бежать по конвейеру - то-то было визгу и смеху! Молодость брала своё, ведь нам тогда было по 14-16 лет…

«А ЗУБЫ-ТО НА ЧТО?». Дети военных лет рано становились взрослыми. Но они жили настоящим и гибко приспосабливались к трудностям. Таково преимущество детства: оно принимает всё как данность и продолжает поиски радости. Они с упорством мёрзли в многочасовых очередях, чтобы отоварить хлебные карточки, под неясный свет коптилки делали уроки, чинили одежду, нянчились с младшими детьми. Старались полностью обслуживать себя, чтобы не быть в тягость измученным родителям.
- Там, где сейчас Комсомольский посёлок, был лес, - продолжает Нина Константиновна. - Начиная с мая мы убегали туда собирать пистики, кислинку, землянику, малину, грибы, пиканы, добывали какие-то корни - марьин, лопуха.
 - Они же жёсткие! – удивляюсь я.
- А зубы-то на что? - весело говорит хозяйка. - Чистили ножом и жевали. Вы представляете, набирали столько рыжиков на поскотине, что солили по две бочки! Зимой ходили в лес с мешками за рябиной. Помогал огород. Картошка, огурцы, свёкла, капуста были спасением. Продавали часть молока и на эти деньги покупали мыло, одежду, обувь.
Я ходила в солдатских ботинках, а сверху надевала на ноги рукава от овчинного тулупа - это спасало в 40-градусный мороз. Тепло в доме тоже доставалось с большим трудом. Посреди комнаты стояла железная круглая печь, которую набивали опилками. В середину ставили полено, поджигали - и всё это понемногу тлело, давая тепло. За опилками ходила на лесопилку с братом или сестрой.
Рукодельничать я не любила: мне лучше десять раз пол помыть, чем кропотливо сидеть над вышиванием. С детства люблю крутиться в огороде. Все в семье были заняты делом, все работали не покладая рук. Может, поэтому и выжили.

СИМВОЛ МУЖЕСТВА И СТОЙКОСТИ. Нина Константиновна бережно держит в руках значок и удостоверение «Ударник коммунистического труда». Она знает, какой ценой заработаны награды. Однажды привезли возврат с Ленинградского фронта - 40 тысяч взрывателей к бомбам. Контролёрам нужно было проверить, почему не работают. Страшно было брать изделия в руки: а вдруг рванёт? И рвануло. Порохом засыпало глаза. Не ей - подружке. 
- Помню, как она плакала: мол, отца с матерью нет, как буду жить одна слепая? – вспоминает ветеран. - Мы очень за неё переживали, и, к счастью, врачи смогли помочь. Зрение вернулось. А скольким не смогли?..
Послевоенная жизнь была, конечно, легче. Нина Константиновна трудилась на горячем производстве, в цехе оцинкованного железа. Из-за болезни органов дыхания перешла в ЦМИ-1 макать фляги. После выхода на пенсию работала в других организациях, на более лёгких операциях: всё-таки здоровье было подорвано.
Однажды, гуляя в парке, познакомилась с раненым - одним из тех, кто поправлял здоровье в госпитале в школе № 10. Поженились. Вырастили троих детей. Их четыре внука и восемь правнуков часто ходят на то место на улице Первомайской, где стоял дом любимой бабули, в котором прошло её военное детство.
Стоят, слушая шелест могучих лип, посаженных ею и её младшим братом. Эти деревья для Нины Константиновны - символ мужества и стойкости, память о незабываемой военной молодости. А я желаю ей, чтобы в её жизни было ещё много радостных дней и счастливых моментов. Чтобы ещё много лет она слушала шелест своих лип.

 0

 0