...Рафик ползёт впереди меня. С радостной улыбкой и бормоча что-то, понятное только ему и ещё нескольким людям здесь, он периодически оборачивается, чтобы удостовериться, иду ли я за ним. Иду. Потому что у меня есть две ноги. Целых две. У Рафика их нет. Таких, как он, здесь называют «ползунами». Рафик – настоящая «звезда»: его работы вывешены почти в каждой палате. Их он и хочет мне показать. А я уже почти пожалела о том, что согласилась на эту экскурсию. Боюсь, что Рафик вот-вот упадёт, а я не выдержу и разревусь – выдам свою жалость к этому мужчине, который годится мне в отцы, и он обидится. Хотя поймет ли?
- А когда будешь рисовать что-то новое? - спрашиваю у него.
Сосед переводит:
- К 9 Мая.
- И что это будет? Что-то про войну?
- Дед Мороз...
Первое время ревела. Но дома...
...Они изолированы от общества, которое принято считать здоровым. Мы знаем об их существовании, но жутко удивляемся, когда встречаем их на своей «планете». Отворачиваемся в больнице, завидев в очереди на флюорограф «делегацию» из Обманковского психоневрологического интерната: «Им-то зачем проверяться?». Почти смеёмся, увидев их на каком-нибудь городском мероприятии: «Разве они что-то здесь поймут?!». А я поняла кое-что, побыв среди них всего несколько часов.
...Корпус № 4. Мне – туда. Несу с собой пакет с отрезами ткани – вручила редактор. Сказала, что обитателям интерната это будет очень кстати.
- Галина Ефимовна, это к вам пришли, - рапортует провожатый.
- Заходи, Светочка! – поднимается из-за стола пожилая женщина.
Сколько же я её не видела, свою любимую воспитательницу детского сада? Лет десять. Со школьным театральным коллективом я приезжала сюда как-то, встречалась с Галиной Ефимовной, но, честно, не думала, что она проработает здесь столько лет!
- Когда наш садик расформировали, я годик проработала в другом, но потом и его закрыли, - наливая мне чай, скороговорит Галина Ефимовна. – Я - сюда. Думала, санитарочкой, а директор интерната Лидия Николаевна Александрова глянула в мою трудовую книжку, где ни одного выговора, а одни благодарности, и спрашивает: «Воспитателем будете?» Четырнадцатый год уже работаю...
- И что, не было желания уйти?
- А всяко бывало, - Галина Ефимовна задумывается. – В первый же день пришла в свой корпус и обомлела. Сидят мои подопечные в коридоре, раскачиваются отчего-то. Сами – в каких-то гимнастёрках и кальсонах, будто ещё из военных запасов. Курили все поголовно, оттого и стены были чёрными. Это сейчас я большинство отучила. Первое время дома ревела. Теперь привыкла, наверное.
- А ты вот лучше посмотри, как мы с ребятами дружно живём! – Галина Ефимовна достаёт из шкафа альбомы с фотографиями.
- Га-и-и-на Ефим-а-а-на, когда мы будем зани-и-маться? – еле разбираю слова заглянувшего в комнату молодого мужчины лет двадцати пяти.
- Скоро, дорогой, скоро. Скажи пока всем ребятам, чтобы пообедали.
- Вот, смотри – это мы снежные фигуры лепим, - Галина Ефимовна показывает серию фото.
Вот это фигуры! Красная Шапочка, огромный башмак, да все разукрашенные! Учитывая, что работали над ними даже ползуны...
- А это мы ездили в Пермь, в цирк, - Галина Ефимовна показывает на другое фото.
Дверь снова открывается. На меня направлены три пары глаз. По-видимому, этаж успела облететь новость о гостье.
- Галина Ефимовна, а вы торт испекли? – заинтересованно глядя на меня, спрашивает обладатель одних глаз.
- Обязательно испеку! У него день рождения через полторы недели, - поясняет мне воспитатель и обращается к другому:
- Саша, ну-ка расскажи, как мы ездили в цирк!
Саша заползает в комнату. За ним заходят остальные.
- В цирк... Да, мы ездили в цирк... Там были клоуны, слоны, - силится вспомнить Александр.
- Какие слоны, Саша? Были верблюды, - подсказывает Галина Ефимовна.
- А... Извините... Не было слонов... Извините, - проговаривает Александр и, вытягивая шею, заглядывает на стол с разложенными фотоальбомами.
- Говорят, вчера у вас был праздник – проводы зимы. Понравилось? – спрашиваю у него.
- Да, только холодно было и мы из окна смотрели...
- А какие клумбы у вас летом расцветают! – удивляюсь очередному снимку из альбома.
- Это Галина Ефимовна с другими ребятами делает. А я их поливаю, - и Саша, улыбнувшись, пополз созывать ребят на обед...
А что такое мечта?
Сколько ему лет, этому Александру? На вид – тридцать с небольшим. Пожалуй, встретившись с ним при других обстоятельствах, я бы и не подумала о его болезни. Когда после обеда все собрались в мастерской, я подсела к нему.
Александр сидит на стуле спиной ко всем, особнячком. Он собирает паззлы (на снимке). Должен получиться экзотический рай: море, солнце, пальмы.
- А я там была, - завязываю разговор.
- Правда? – оживляется он. – А я никак не могу подобрать сюда квадрат. Но ничего: я уже собрал машину!
- А эту картину долго будешь собирать?
- Не знаю... У меня время есть.
- А ты как сюда попал?
- Из детского дома. Мама моя умерла при родах, а отец погиб...
- А в детском доме с вами, как здесь, занимались?
- Нет. До третьего класса занимался учитель, но его сократили... Я знаю буквы: А, Б, В, считаю до ста... Вот – нашёл, - и Александр медленно, словно боясь закончить работу раньше, подставил один квадратик к другому.
- А мечта у тебя есть?
- Какая мечта?
- Ну, о чём ты мечтаешь сейчас?
- Хотел, чтобы у меня был DVD-плеер, - купили.
- Ну, а самая большая?
- Хочу маленький плеер, чтобы музыку в наушниках слушать...
- А самая-самая большая мечта?!
- Это как? Нет у меня такой...
- Как это нет, Саня? – подключается к разговору Костя, парень лет двадцати с хвостиком. – У нас же с тобой есть мечта – жить у моей бабушки вдвоем, как братья! Большая семья будет – у меня есть брат, сестра...
Костя мастерит основу для куклы. Под руководством Галины Ефимовны он сверлит ручной дрелью отверстие в цветочном горшке. Потом горшки соберут вместе, раскрасят, ещё чуть-чуть поколдуют – и будет кукла. На полках много готовых поделок. Кашпо для цветов из бисера, мягкие игрушки, вышивка...
А Александр словно и не слышит Костю – он всё так же медленно собирает паззлы. Торопиться-то некуда...
- А у нас есть шашки! – слышу из другого угла. Двое мужчин выжидающе уставились на меня.
- А я давно не играла, можно с вами? – но тут понимаю: игроки двигают шашки хаотично. Замираю в нерешительности.
- Они не знают правил, - шепчет мне Галина Ефимовна. – Передвигают фигуры – и ладно...
Игрушка от бабушки
Костя. Мне он показался самым счастливым обитателем: у него есть родные. И они бывают у него. Иногда он даже сам выбирается к ним в Пермь.
- Прибери в своей комнате, - скомандовала Галина Ефимовна. – Сейчас покажем гостье, как ты живёшь.
- Секундочку, - и Костя решительно удалился из воспитательской.
- Всё, можете идти, - действительно быстро вернулся он.
В комнатах даже уютно. Кровати с пластиковыми спинками, пластиковые окна, кое-где – цветы, в каждой комнате – телевизор, на полу - ковролин. Есть общий живой уголок, где проживают аквариумные рыбки, морская свинка, кролики.
- А это моя комната, - бодро говорит Костя. – У меня и свой фотоальбом есть! - и Костя с гордостью протягивает его мне.
Костя с бабушкой. Костя у торгового центра, у входа в кафе, у церкви. А вот старая фотография, где маленький Костя - с молодой красивой женщиной и мужчиной.
- Это мама. Она умерла – её сбила машина. А это отчим... А эту игрушку мне бабушка подарила, - Костя ловит мой взгляд на мягкого бычка на полочке.
Доходим до последней комнаты в коридоре.
Там мужчина что-то взволнованно говорит воспитателю.
- Ну вот – снова он пододеяльник жевал, - кивает Галина Ефимовна в сторону парня, шмыгнувшего из комнаты. - Заболевание такое. Что ж поделаешь?..
Убил жену, потом – себя
- Я же личное дело каждого своего воспитанника изучила, - рассказывает Галина Ефимовна уже в воспитательской. – Саша тебе что сказал? Мама при родах умерла, а отец погиб? Он из порядочной семьи военного, с Сахалина. Когда отец узнал, что ребёнок родился без ног, да ещё с психическим расстройством, он сначала застрелил жену, потом – себя. Так Саша оказался в детском доме, а потом – у нас. Я, конечно, не медик, но убеждена: если бы он жил и воспитывался в другом окружении, не деградировал бы так. Сейчас у него, вроде бы, просветление, а бывает, запсихует, как малый ребёнок, закапризничает...
Костя - сочинитель. Никаких брата и сестры у него нет, есть бабушка в Перми. Игрушку, которую она подарила на Новый год, однажды порвал в клочки – сшили потом. То ли обозлился, то ли другое что. Он ведь молчит...
- А мамочки разные есть, - вздыхает собеседница. – Одна приезжает сюда издалека украдкой от мужа, который настоял, чтобы она сдала парня в интернат. Другая мамаша приезжала как-то за справкой. Вроде, по закону положено: если мать такого ребёнка-инвалида лет до девяти (точно не помню) сама воспитает, ей пенсия уже с пятидесяти положена. Получила она у нас эту справочку, обещала сыночку: мол, не скучай, буду ездить... Ни разу больше не видели! А у парня потом – истерики. Так что для ребят спокойнее думать, что родных у них нет. Иногда напечатаем в конторе справку: мол, по вашему запросу таких-то не найдено. Или умерли они. И отдаём воспитаннику. А иногда наоборот - посылки отправляем. Будто родные побеспокоились...
...Год назад умер близкий мне человек. Все знали, что жить ему осталось недолго, но когда это всё-таки случилось, я рыдала над её телом, как над телом внезапно погибшего. И поражалась: как родные находят в себе силы сдерживать слёзы?! А потому, что они всё это время были рядом. Каждую минуту, каждую секунду. И выплакали слёзы раньше. Так и здесь санитарочки, фельдшера, воспитатели – все они знают. Знают будущее каждого воспитанника. Если, конечно, не случится чудо и его не заберут отсюда родные. Но чудес не бывает...
- Галина Ефимовна, дорогая! Но вы сами-то осознаёте, что уже тринадцать лет работаете практически в никуда? – не выдерживаю я.
- Понимаю, конечно. А что делать? Я всю жизнь с детьми проработала. В отпуске не проходит выходных, чтобы я здесь не появилась: как они без меня? А на юбилей они мне подарок сделали! Постеснялись открытку попросить - так на листе бумаге сами, как могли, слова написали...
А действительно, почему же она работает в никуда? Нет, не вхолостую! Побыв среди её воспитанников, начинаешь по-иному понимать ценность человеческой жизни, всего того, пусть даже малого, что имеешь. А ещё проникаешься глубочайшим уважением к этим Божьим людям. То, что они делают, - практически фантастика! Без ног. С вывернутыми руками. С детским мышлением. С хранимой как зеница ока липовой справкой об отсутствии родных. Но с упрямой настойчивостью, подкрепляемой стараниями воспитателя, изо дня в день делать хоть что-то полезное.
Взрослые дети. Слабые и беззащитные. Их место под солнцем ограничено, как ограничены человеческие возможности. Они обитают в своём маленьком мире будто бы в назидание нам, нашим уныниям и бесконечным жалобам на жизнь. Под солнцем, где так мало места досталось им и так много - нам. И в безмолвное предостережение: не зарекаются не только от сумы да от тюрьмы...
В интернате будут рады принять от лысьвенцев отрезы ткани, старых пластиковых кукол, бисер и вообще все, из его можно что-то смастерить.
Социальные комментарии Cackle
