Почему они живут на городской свалке?

В центре внимания «Искры» всегда была жизнь человека – милиционера ли, воспитателя ли, учителя ли, сантехника ли... А почему бы и не того, который когда-то, наверное, был кем-то из них? Собственно, с таким намерением я и отправилась туда, куда меня культурно «послали». Не одна: пригласила в спутники старого знакомого (из-за его машины и разгорелся тот сыр-бор).

...- Ты чё, меня за лоха держишь? Меня так просто на понт не возьмёшь! Я сразу заметил, что машина у тебя со свердловскими номерами, а в сумочке камера скрытая! Думаешь, всех тут провела, дурачков? Колбаски она бичам принесла! Добренькая, да?!..

Этот агрессивный монолог моего нового знакомого Александра был последней каплей, переполнившей чашу моего журналистского терпения. С пол-оборота завелась и я:

- Да больно мне надо скрытую камеру с собой таскать! Машина со свердловскими номерами? Так это потому, что в Екатеринбурге куплена! На – убедись: вот моё удостоверение! Журналистка я местной газеты! Понял?!..

Странно, но после такого ответа Александр сменил гнев на милость.

- Ладно, пошли в дом - холодно, - как-то даже сник он.

В тесной каморке в десяток квадратных метров он деланно небрежно, но на самом деле очень внимательно изучил моё удостоверение и что-то стал искать в полутьме.

- Вот - фотографии, - извлёк он на свет, пробивающийся в окно, толстый фотоальбом и усмехнулся: – Посмотри, как бичи живут.

- Хватит ехидничать. Извините, если обидела – не хотела, - снова перешла я на «вы» и с интересом окунулась в жизнь человека, сознательно выбравшего местом своей жизни городскую свалку...

«Вам чего здесь надо?!»

...От кладбища до свалки – пара минут езды. Останавливаемся у будки со шлагбаумом. Поднимаюсь по лестнице:

- Есть кто?

Нет ответа. Из пристроя на лай собаки выходит женщина средних лет. В тёмном бушлате, как у охранников на проходной. В глаза бросается пирсинг на носу – ярко-жёлтая «капелька».

- Я из редакции «Искры». Можно проехать?

Женщина, похоже, совсем не удивлена нашему приезду:
- Проезжайте. Только там никого, кроме наших рабочих из комбината благоустройства, нет. Около года назад посторонним запретили выносить со свалки что-то ценное. Живут там некоторые – днём на работу в город уходят...
- Спасибо. Мы на обратном пути к вам заедем. Пустите?

Женщина улыбнулась, ничего не ответив.
Проезжаем метров двести и решаем оставить машину на дороге: странным будет наше появление на иномарке... Месим грязь сапогами минут пять.

- Серёга, а в Америке свалки есть? – спрашиваю у спутника, который пару лет жил и работал в Штатах.
- Наверное, есть. Только не такие (открывающуюся панораму можно назвать кладбищем бытовых отходов: вороньё, дым, обволакивающий всё вокруг, словно туман, а запах... - прим. авт.). Там люди сразу сортируют мусор: пластик в одну урну бросают, стекло – в другую, продуктовые отходы – в третью... И специализированные предприятия делают на переработке мусора большие деньги...

Наконец, на горизонте вырисовываются человеческие фигуры. У костра, присев кто на деревянный ящик, кто – на какую-то коробку, греются четверо. Трое мужчин и женщина.

- Здравствуйте!

На моё приветствие – ноль эмоций.

- Здравствуйте! – повторяю, подходя ближе.
- Ну? И что дальше?! – похоже, мужчина в центре (взгляд сразу выхватывает его руки, щедро расписанные татуировками) нам совсем не рад.
- Нельзя ли к вашему огоньку?

Снова молчание.
В редакции меня снарядили провиантом и... бутылкой водки (на всякий случай). Конечно, я рассчитывала пустить это всё на, скажем так, знакомство с бомжами, но раз так получилось...

- У вас, наверное, время обеда? Можно к вам присоединиться – у нас хлеб есть, колбаса?..
- Колбаса?!.. Нищим, что ли, принесли подать?! – тот же мужчина (по молчанию остальных делаю вывод, что этот – «главный») буквально шалеет, и на миг мне кажется, что сейчас запустит в нас что потяжелее. – Вам чего здесь надо? Вы кто?!..
Отвечаю.
- А-а-а... Не-е-е-е... Вот этого нам не надо! – мужчина, представившийся Александром, нервно бросает сигарету в костёр. Были у нас тут с пермского телевидения – потом расписали так, что до сих пор стыдно... Нечего вам здесь делать!

Через пару минут всё же договариваюсь, чтобы кто-нибудь показал нам хотя бы землянки, в которых живут на свалке настоящие бомжи.

- Марина, покажи, - приказывает Александр. – Нам некогда: машина пришла...

А дочь мечтает стать фотомоделью

Марина, женщина лет под сорок, в бейсболке, надвинутой на глаза, ведёт нас в лес. По пути узнаю, что сама она – из деревни Дуброво. Те трое мужчин – родные братья. Один – её муж. Они с мужем нанялись сюда временно, до зимы. Каждый день ходят из деревни и обратно пешком – восемь километров. На зиму муж собирается устроиться в город, на лесоперерабатывающее предприятие подсобником.

Землянка на самом деле оказалась лесной хибарой и, похоже, заброшенной.

- К зиме обживут, - говорит Марина.

Возвращаемся к костру. Мужиков как ветром сдуло.
Напрашиваюсь погреться и протягиваю Марине пачку сигарет, предусмотрительно купленную перед поездкой.

- В деревне работы нет? – наблюдаю за тем, как Марина смело прикуривает от костра.
- Нету. Хозяйство давно уже развалилось, есть лесопилка, да неохота на ней работать. Вот сюда и подались на сезон. Пластиковые бутылки в контейнер собираем. Насобираем большой контейнер (не такой, какой во дворах многоэтажек, а гораздо больше – прим. авт.) – триста рублей наши. Пробовала как-то картон собирать на вес. Так он мокрый – приёмщики ругаются. А я что сделаю?..
- Вам сколько лет?
- Тридцать три.
- Дети есть?
- Трое. В школе в Заимке учатся. Двое мальчиков и девочка.
- Кем хотят стать?
- Всё мечтают, - Марина улыбается. – Дочка фотомоделью себя видит...
- А вы? Какая-то специальность у вас есть?
- Штукатур-маляр. От биржи учёбу проходила. Только ни дня потом не работала...
- А у мужа вашего есть профессия?
- Не знаю даже. Как-то не спрашивала...
- Разве на заработанные здесь деньги можно жить? Или у вас в деревне хозяйство есть?
- Нет хозяйства. У мамы иногда прошу денег в долг. Даёт с пенсии...

Мы ещё минут десять разговариваем с Мариной. Оказывается, на свалке можно найти много чего полезного. Один телевизор отсюда стоит у Марины дома. Ещё нашла она цифровой фотоаппарат - абсолютно новый, с документами. Говорит, пока не пробовала его в деле. Некоторые старушки из города ходят сюда за продуктами. Не для себя – для скотины.

- Вот такие свиньи вырастают, как кабаны. Лучше, чем на комбикорме, - смеётся собеседница.

По тому, как с каждой минутой она всё беспокойнее реагирует на шум приезжающих мусоровозов и оглядывается наверх, куда, по-видимому, ушли мужики, понимаю, что мы её задерживаем. Вместе поднимаемся на угор. Там находим только её немногословного мужа Николая.

- Они на обед ушли, - говорит Николай о братьях. – А я с ними не обедаю: у меня зарплата от выработки зависит, - и Николай вываливает два мешка с бутылками в наполовину полный контейнер...

«Нате вам - хоть на хлебушек...»

- Ты где столько грязи нашла? – издевается надо мной Серёга. – Я сейчас машину к будке отгоню, а ты пешком туда иди.

Что ж делать – соглашаюсь. Хотя как-то жутковато шагать одной. Пока иду, думаю, как найти подход к тому «главному» Александру. Обидела я его – и чего в самом деле про чёртову колбасу ляпнула? Сейчас скажет: мол, валите отсюда, нечего в душу с расспросами лезть. И имеет на это право... А вообще агрессивный он, в наколках весь. Наверное, в тюрьме не раз сидел...

И вдруг издалека я наблюдаю картину, как тот самый «главный» Александр что-то говорит «моему» Сергею и ведёт его в пристрой. Честно говоря, становится не по себе. Завидев меня, «хозяин», уже без фуфайки и в сланцах, останавливается. Здесь и происходит тот диалог, описанный в начале...

...В пристрое полумрак. Топится печка. Сидим мы с Серёгой, Александр с братом и та женщина со шлагбаума.

- Моя жена, - с гордостью уточняет Александр.

Первые фото в альбоме – свадебные. Всё, как положено: невеста в белом платье с фатой, жених в костюме, ЗАГС, гости, возложение цветов к Вечному огню, застолье... Дальше – они с Еленой на пароме в районе Верхнечусовских городков, в купе поезда... Почти везде Александр обнимает супругу и прижимается губами к её щеке.

- Второй раз женюсь, - говорит он. – Сам я из Добрянки, семнадцать лет по тюрьмам мыкался. Про «Белого лебедя» слыхала?
- Нет... А за что сидели-то?
- А брал что плохо лежало...
- Как в Лысьве оказались?
- Понял: если к старым друзьям вернусь, снова сяду. А это мне надоело. Приехал сюда, нашёл себе женщину... Бабушка она у меня уже! – заметно, что Александр горд. – Она из Дуброво, сейчас в том доме её мать живёт. А мы – здесь. Не нравится?! – с вызовом вскидывает взгляд на меня.
- А мне-то что?.. Но в Лысьву после выхода из тюрьмы приезжали? Не захотели устроиться куда-нибудь?
- А где жить-то? Сейчас бывших зэков не жалуют, а в конце девяностых, когда вышел, было ещё хуже. Нормальные-то мужики не могли устроиться. Да и какого х..., извините конечно, я должен на заводе за пять рублей работать? Если бы в городе оказался – снова бы сел: соблазнов много. А здесь мне хорошо. Сам, своими руками, эту сторожку построил! Два раза её поджигали: завидно, видать, что человек устроился...

Ты бы лучше написала про то, что у нас уже две недели света нет! – оживился Александр. – Видно, за свет предприятие не уплатило – вот и отключили. А представь себе, каково в таком месте ночью без света!

Про себя отмечаю, что проблему с электроэнергией для телевизора здесь всё же решили: крохотный телек работает через какое-то устройство.

- Да вы знатный рыбак! – восклицаю, наткнувшись на фото Александра с огромной рыбой.
- Люблю порыбачить. Пару лет назад в пруду неподалёку завёл карасей.
- А это всё ваши машины? – в альбоме несколько снимков Александра на разных машинах – на джипе, «москвиче» и «жучке».
- Мои. Были. Но один человек как-то спросил: мол, откуда у тебя такое авто? Я сразу машину разбил и в металлолом сдал... - А что газета «Искра» знает о вчерашнем происшествии? – усмехается собеседник.
- А что случилось?
- Вот. Не знаете. А я знаю! Сегодня ночью в Обманке что-то стряслось. Вызвали милицию. Мужика повязали и повезли в Лысьву. Так он, видать, решил сбежать. Выпрыгнул из машины да так, что весь затылок расшиб. Помер сразу. Елену, вон, понятой вызывали. Я не пошёл – не выношу кровищу...

Повисла пауза. Я огляделась. Комнатушка маленькая, места – только для кровати, стола, шкафа, печки да рукомойника. Не развернуться. На крохотном подоконнике – цветы в горшочках, какие-то книги, на стенах – две иконы Богоматери.

- Что читаете? – прерываю молчание.
- Детективы всякие. Когда с женой поругаюсь... Этим делом не злоупотребляю, вообще не пью, - Александр поднимает со стола стакан. – Вот ты сегодня колбасы принесла, - он ухмыляется так, что мне снова становится неприятно. - Да ладно, я не обиделся – ты ж от чистого сердца. А бывают такие, кто с издёвкой.
Как-то застряла здесь «ГАЗелька». Водитель: мол, помогите, мужики, вытолкать. Помогли. Так он протягивает шесть рублей: нате, мол, вам хоть на хлебушек... Тьфу ты!.. А иные – только бы напакостить! Приехали однажды на крутых тачках, пьяные, и берут на понт: «Щас мы тебе ноги отстрелим!» И ржут... Чаем бы вас напоил, да электричества нет, а на печке – долго...
- Обойдёмся. В городе-то бываете?
- Бываем. Завтра зарплату получим – поедем в автоматы играть. Не пью, так другая беда есть...

Мы ещё недолго посидели в каморке. Узнали, что стирает бельё Елена почти что с удобствами: Александр с гордостью продемонстрировал стиральную машину – что-то типа «болтушки» старой модели. Собака, заметив, как потеплел к нам хозяин, уже не лаяла. Мы засобирались. Александр вышел провожать нас. И мне даже показалось, что ему не хотелось заканчивать общение с новыми людьми. А может, действительно только показалось...

- Знаешь, семнадцать лет в тюрьме сидел – и ни одной передачки от родных не получил, - почему-то вспомнил он. – Видно, не принято это у нас в родне… А сейчас, когда на человека стал походить, сразу нужен стал...
- До свидания, - растерянно ответила я.
- Счастливо. На Новый год приезжайте – увидите, как «бичи» праздник встречают. Или на мой день рождения в конце февраля. Я слово держу!..

А во что верите вы?

Со дня нашего знакомства с Александром прошло две недели. Странно: я до сих пор не выработала чёткого отношения к нему. Обычно, вроде, всё понятно: этот – сволочь, тот – амёба, тот – добряк. А он кто? Кто он – тот Александр? И почему я даже рада такому знакомству? Ладно, жизнь и опыт потом подскажут...

Когда я спросила у него что-то про иконы, Александр ответил: «У каждого своя вера». Точно так. Кто-то верит в то, что всё, что ни делается, - к лучшему. Кто-то - в то, что у человеческой души много жизней и что у него обязательно будет жизнь лучше! Кто-то – в то, что жить нужно на полную катушку и главное – чтобы было хорошо только ему. Интересно, а во что верит Александр? А во что верите вы?..

Из этических соображений имена героев изменены.

 0

 0